Догматика (отчёт-размышления Алексея Хабарова)

Боюсь, что если бы я решился сделать подробный отчёт-впечатление от прочитанных лекций по догматике, то это заняло бы очень много места. Поэтому я постараюсь на этот раз быть краток. В целом, я получил большое удовольствие от этого материала. Я ожидал увидеть нечто похожее на труды по догматике Карла Барта или хотя бы Давыденкова, и был несколько удивлён форматом и темами, выбранными автором. И это удивление оказалось, в конечном счёте, приятным. Потому, что материал изложен очень живо, достаточно подробно и доходчиво. Например, мне понравились сравнительные таблицы и текст, выстроенный в форме сравнения учений. Особенную близость с автором я испытал, когда узнал, что он занимается аналитической психологией, потому что эта тема мне тоже интересна и близка.
Читая эти лекции по догматике мне вспомнилась история спора номиналистов и реалистов... Если мир идей реален, то есть некоторые избранные мудрецы, которые своими усилиями могут туда попасть и познать Бога, что противоречило, скажем, идее Божественного откровения, которое определяется не человеком, а самим Богом, ведь только Он волен открыться, кому Он сам захочет и как Ему будет угодно. Этот спор был не просто понятийно философский, но богословский... о чём, кстати, зачастую забывают.
Позднее, во времена реформации, насколько я помню, подобные вопросы решались даже в искусстве, например в живописи, когда обсуждалось местоположение ручки на двери, в которую стучится Иисус. Католики настаивали на том, что ручка должна быть с двух сторон... тогда как протестанты говорили, что ручка должна быть только со стороны Иисуса. Т.е. Он сам стучит, но и открыть может только Он сам... такой вот типа парадокс. Впрочем, особого парадокса здесь нет, ведь речь идёт о свободе человеческой воли и её участии в деле спасения. В этом ключе стоит почитать переписку Эразма и Лютера.
С моей т.з. и понимания Писаний Лютер очень нестандартный мыслитель, фактически гениальный, и его работа о «Рабстве воли» до сих пор, как мне кажется, не оценена и не понята до конца верно даже многими протестантами.
Очень хорошо автор лекций подметил, что «Лютер (в отличие от Кальвина) осмеливается критиковать некоторые тексты и даже целые книги Библии, считая, что в них почти нет откровения. Такой подход можно назвать «современным» подходом, и он внушает уважение». Хорошо и сравнение отношения Лютера к Библии: «Лютер — образно говоря — рассматривал Библию как горный хребет с прекрасными вершинами, горами поменьше, пересеченный глубокими долинами». Тогда как о «Кальвине можно было бы сказать, что у него была плоскостная картина библейских книг примерно как поле, рассматриваемые с самолета: все книги принципиально равны». Это действительно существенное расхождение во взглядах и понимании, что и показала в итоге Женевская теократическая деспотия Кальвина и что до сих пор составляет проблему. Но я не согласен с тем, что у Лютера «Ветхий Завет по сравнению с Новым в определенном смысле  обесценивался», поскольку Лютер искал в нём, прежде всего, Евангельские смыслы. А что касается Закона, то он попросту нуждался в нём, хотя бы, потому что понимал смысл Закона в павловском духе, рассматривал его, как жало греха, своего рода кнут, бичующий человека, и обличающий его дела, иго, накладываемое на плечи грешника, от чего освобождает Евангельская благодать, явленная через Иисуса Христа.
И хотя Лютер тоже, в общем-то, не устоял в истине, когда дело коснулось  мирской её реализации, политики и прочее... но он хотя бы принял ответственность...
Конечно, вопрос об универсалиях и о свободе воли это одни из самых важных вопросов до сих пор, которые просто переходят из одной плоскости в другую. Потому что, если говорить, например, о глоссолалии и т.п. явлениях, мистике исихазма, о психопрактиках, используемых неопятидесятниками, я бы всё-таки стоял на мнении о внутренней работе человеческой психики, работе его архетипов и т.д. Ведь архетипы сознания это в сути личности внутри личности... Это своего рода сказочные персонажи, встающие на пути главного героя на его пути к Самости... Это очень замечательно отображено, например, в фольклоре... Но они в то же время не всегда препятствия, но проводники.
В этом смысле и в Евангелии сказано Я есмь дверь овцам, Я есмь путь, истина и жизнь вечная... В этом месте «Я есмь» равносильно имени Бога (Сущий), а не просто местоимение типа I am.
Т.е. говорится о том, что Бог, явившийся людям в Иисусе Христе, вера (теология и экзегетика) Иисуса, и вера в Него самого есть дверь, путь, истина и жизнь вечная...
Дверь – дверь во вратах ада, которые не смогут удержать верующих в Иисуса Христа после их смерти.
Путь – путь ко кресту, т.е. обычный жизненный путь человека к смерти, но при этом освещённый любовью и самопожертвованием.
Истина – истина в том, что Бог примирился со всеми людьми, явив крестную жертву Сына Божьего/Христа, так что нет никакой надобности в религиозном фанатизме, войне и т.п. вещах. Он спасает по Своей милости (благодати).
Жизнь – вечная жизнь – явленая в том, что Иисус воскрес и явился ученикам, которые видели, что Он умер, ещё раз доказывая то, что жизнь не кончается смертью... собственно это и есть победа над смертью, которая осуществляется в акте веры.
Всё это, в общем-то, и даёт верующим силы быть в радости, даже в мирском горе, не то, что в бытовых проблемах.
Человек проходит через неврозы и кризисы (кризис - суд, греч.) на пути к Самости, которая в христианском языковом поле есть соединение со Христом. Освобождение во Христе. Оправдание. Обожение. Этот процесс происходит в самом жизненном пространстве и времени. Он приобретает очертания в осознании своей падшести, никчемности и бесконечной греховности, невозможности спастись без милостивого Бога. Начинаясь зачастую спонтанно, это находит выход в крещении или исповеди,  продолжается и заканчивается в таинстве Евхаристии (принятии действующего Слова Бога внутрь себя). Это даёт освобождение от архетипов-клише, даёт власть над ними и радость в Боге. Но, конечно, этого недостаточно рассказать человеку, если он не проходил эти пути сам. Об этом говорил и Лютер, рассказывая о своём низвержении в ад из-за осознания праведности Бога. Впрочем, человек может понять это, слыша даже отдалённое эхо этого... поскольку в любом случае он это знает, так или иначе.
Лютер говорит в сути о том, что освободившись и прозрев посредствам крестной жертвы Христа, человек переходит с этического уровня на уровень духовно-религиозный. Переходит от активной праведности моралиста и человека совестливого к пассивной праведности христианина, который уже не занят рефлексией и самокопанием, но прибывает в радости.
Другое дело, что у разума есть опасность стать «слотом для сталинских слоганов...» http://www.stihi.ru/2016/12/31/972 и лишиться совести, прикрывшись верой... Такой соблазн есть и такое случается.
«Святоша и рецидивист разом» - это не просто описание разума как такового, но лютеровский взгляд на оправданного человека. Только скорее не на «оправданного человека», а на «крещеного»... т.е., как это говорится в лекциях, когда «понимали представление о благодати, как о чем-то «вливаемом» в человека (gratia infusa)»... Лютер, собственно, насколько я могу судить, был против такого понимания, ибо оно ведёт к той ложной уверенности, что крещёный человек действует всегда безошибочно и может творить всё, что угодно именем Бога. Одним словом, если неверно понять эти вещи, то так или иначе провалишься... Так вот, «святоша и рецидивист разом» - это не просто описание разума как такового, но лютеровский взгляд на крещённого человека, о котором надо говорить парадоксальным образом: он «одновременно грешник и праведник» (simul iustus et peccator)... Поэтому, если неверно воспринять слова того же Лютера относительно того, что христианин лишён совести, лишён морали и т.д. (собственно именно потому, что он выше морали, законов и суда совести), то можно сильно обмануться и принять Майн Кампф за Благую весть. http://www.stihi.ru/2014/11/16/4557 Или же стать вместилищем для сталинских слоганов, о котором говорилось выше...
Поэтому, я согласен с автором этих замечательных лекций в том, что нужно быть людьми, мыслящими категориями серьезной и ответственной теологии, которые понимают, что «в столь накаленной в настоящий момент конфронтации с фундаменталистами (самыми опасными врагами христианской церкви), что с помощью простых цитат из Библии мы никуда не продвинемся. И простыми ссылками на мнения древних отцов или более поздних теологов» проблемы не решаются. В этом смысле очень важными кажутся мне слова о том, что «книга, которую мы любим и почитаем больше всего, Библия, может оказаться для нас опасной, - если мы не будем слушать голоса тех, кто читал ее до нас, выбирая и взвешивая аргументы, проверяя те или иные тезисы, взращивая надежды, основывая на ней свои проповеди и молитвы. Желающий опираться на Библию должен сам включиться в этот тысячелетний процесс ее интерпретации». Что я и пытаюсь делать сам и желаю всем другим теологам.