История Церкви (отчёт-размышления Алексея Хабарова)

Итак, краткая история древней церкви. Начну с того, что мне очень не понравилось огромное количество ошибок в тексте, видно, что он плохо и наскоро переведён и не причёсан. Нет-нет, из-за этого не теряется смысл, но читать, мягко скажем, не слишком комфортно.
В целом же данная тема для меня не является слишком новой, поскольку я читал по этому вопросу несколько различных по своей позиции книг: У истоков христианства (Донини Амброджо), Лекции по истории христианской церкви (А.Яковлев), История христианской церкви (Н.Тальберг), Очерки по истории вселенской православной церкви (А. Дворкин), а также знаком с классическими в этой области трудами Карташова, Знаменского, Блохина. Но, так или иначе, эта сторона христианства всегда актуальна, интересна и  буквально неисчерпаема.
Данные лекции были очень полезны для меня, прежде всего тем, что за счёт своей краткости и чёткой конспектной структуры они напомнили мне различные темы, представленные в более широком, развёрнутом виде в других источниках.
В первую очередь мне хотелось бы отметить кое-какие моменты, касающиеся времени апологетов. Конечно, можно много говорить о том, например, что различные слухи о безнравственности христиан, или обвинения в том, что «христианство – безбожие», «у христиан – глупая мифология», «христиане полны моральных пороков», «христиане не подчиняются властям» и т.п. - это всё наветы злых языков. Но если внимательно почитать сначала послания апостолов, где они выступают с критикой некоторых явлений и тенденций внутри новообразованного религиозного сообщества, потом изучить (хотя бы поверхностно) историю различных христианских движений того периода (и всех более поздних периодов, вплоть до сего дня) мы увидим, что во всех этих обвинениях есть, скорее всего, большая доля исторической правды. Но главная проблема здесь в том, что апологеты, пытаясь защитить веру христиан от нападок, действительно уделяли центральное внимание, прежде всего, морально-этической или, скажем так, законной стороне жизни и религии, зачастую даже не упоминая ни об Иисусе Христе, ни о Его распятии и жертве, ни о воскресении и т.п. Исключением, пожалуй, является Иустин Философ, но и тот, указывая на прообразовательные моменты в Ветхом Завете, говорит, как верно подмечено в лекциях, «о Христе как о «новом законодателе», о том, что быть христианином значит брать на себя определенную ответственность (познать Христа, покаяться, вести после обращения безгреховную жизнь)». Другими словами здесь рисуется некий идеал праведного активной праведностью верующего человека. Всё это, безусловно, наложило свой отпечаток на понимание Евангелий и в некоторой степени затемнило учение Павла. И как мне представляется – это была реакция на свободу этого учения, а также на неверное его прочтение и реализацию. Во времена апостолов к этому также прибавлялись ответы на сомнения в скорой парусии. Яркое тому подтверждение мы можем видеть в третьей главе второго послания Петра:
«14 Итак, возлюбленные, ожидая сего, потщитесь явиться пред Ним неоскверненными и непорочными в мире; 15 и долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, 16 как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, выворачивают, как и прочие Писания. 17 Итак вы, возлюбленные, будучи предварены о сем, берегитесь, чтобы вам не увлечься заблуждением беззаконников (бесчестных) и не отпасть от своего утверждения, 18 но возрастайте в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа. Ему слава и ныне и в день вечный. Аминь».
Известно, что среди библеистов есть мнение, что это послание позднее (ок. III в.), которое не принадлежит апостолу Петру, что, на мой взгляд, более чем вероятно. В нём говорится о «благодати и знании», а также Иисус Христос именуется «Спасителем», «спасение» и задержка второго пришествия видится в «долготерпении Господа», поскольку оно как бы откладывает конец мира и т.д. Но всё-таки основная цель послания, на мой взгляд, состоит в том, чтобы вернуть «невежд и неутверждённых» в рамки соблюдения Закона и, возможно, неких строгих аскетических практик, призванных сохранить «принявших драгоценную веру» «неоскверненными и непорочными в мире» [1Пет.3:14], этакое ессейство. Говорится также о некоторых гарантиях того, что утверждением своего звания и избрания в последовательном удалении «от господствующего в мире растления похотью (или влечения к гибели)» братья «так поступая, никогда не преткнутся, и так откроется им свободный вход в вечное Царство Господа и Спасителя Иисуса Христа». Нам также сообщают о том, что среди верующих есть инакомыслящие [1Пет.2:1] и люди, подобные псам и свиньям, которые возвращаются к мирской жизни с её страстью и несвободой от материального [1Пет.3:19-22]. Автор движется в религиозно-этическом русле, он борется с лжеучителями, склонными к некому разврату и стяжательству. В том же ключе он толкует грехи людей в историях Ноя и Лота, тогда как это не совсем соответствует тому, о чём говорит текст Библии, хотя, безусловно, речь там идёт об отвержении Бога людьми и притеснении верующих в Него. (В истории о Содоме описаны события, связанные с запретом религиозных собраний в честь ВЗ Пасхи).
В общем, в данном послании, собственно, мы видим всё то же утверждение внешнего благочестия, послушания авторитетам, аскетизма и веры, которая без этих дел мертва [Иак. 2:26]. Тогда как в Первом послании Петра речь, прежде всего, направлена против агрессивного религиозного фанатизма с его огненным желанием отомстить нечестивцам и пострадать за Бога с мечом в руке; в нём звучит ясный призыв лишь к тому, чтобы верующие были миролюбивы, любовны и нравственны, спокойно принимали власть Рима и страдали невинно, только так, как страдал Иисус Христос [1Пет. 4:12-19], чтобы они в своих бедах уповали на Бога и т.д. Это послание в целом намного ближе Евангелиям по риторике, и настроениям, описанным Иосифом Флавием в «Иудейской войне», что может указывать на время написания, относящееся к периоду ещё до разрушения храма, и даже до Нероновых гонений, когда жажда восстания в иудейской среде была крайне велика. Второе послание Петра выглядит скорее интерпретацией, толкованием Евангелия и учения Павла. Слова, относящиеся к посланиям Павла, о том, что в них «есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» говорят, в том числе и о недопонимании посланий Павла самим автором. С пониманием учения Лютера происходило нечто похожее. Оправдывая и объясняя его, ему приходилось не раз писать и говорить нечто подобное тому, что он написал во вступлении к «лекциям по Посланию к Галатам»:
«Мы учим точному различению двух видов праведности, активной и пассивной, дабы не смешивать мораль и веру, дела и благодать, светские отношения и религию. Необходимо и то, и другое, но все должно иметь свои пределы […] Пусть никто не думает, будто мы отвергаем или запрещаем добрые дела, в чем нас ложно обвиняют паписты, не понимающие ни того, что сами говорят, ни того, чему мы учим. Они не знают ничего, кроме праведности Закона, и тем не менее полагают, будто имеют право судить учение, которое выше и шире того Закона, коим плотский человек не может оправдаться на Суде. Поэтому они не могут не оскорбляться, так как не знают ничего выше Закона. А все, что выше Закона, для них - худшее из оскорблений».
Конечно, подобного этому ни апологеты, да и последующие отцы, насколько я понимаю, не говорили, хотя все они различали понятия Закона и Благодати. Если же говорить о посланиях Петра, то мне кажется, что Первое послание Петра соответствует лютеранству, тогда как Второе послание Петра соответствует католицизму, который видел в Лютере лжепророка, совращающего людей с пути праведности…

Важным моментом в лекциях я считаю указание на то, «что христианство изначально не была «религией книги» в том смысле, как иудаизм». Это, безусловно, так. Действительно, «вера первых христианских общин была сосредоточена на личности, на Иисусе Христе». Но если судить по Евангелиям и тому, что Иисус постоянно цитирует Св. Писание, занимается экзегетикой, указывает на ошибки в понимании Закона и Пророков, и открывает ум своих последователей для верной их трактовки, касающейся не только прообразовательных мест, но и текста вообще, то можно с уверенностью сказать, что в церкви всегда относились серьёзно к изучению Библии, стараясь читать её как бы глазами Иисуса. Так пытается делать, например, Павел, фарисей из фарисеев, руководимый Духом Любви.

Что касается Евхаристии и молитвы «Отче наш», то они, скорее всего, как и сейчас были неразрывно связаны. Т.е. «Отче наш» не просто молитва, но молитва евхаристическая, произносимая перед таинством причастия. Читая «Рабство воли» Лютера, я решил истолковать эту молитву в духе этого учения.
1. Отче наш, сущий на небесах!

Верующие обращаются к Отцу, который пребывает и царствует на небесах
(Отец Мой, Сущий на небесах / Я и Отец одно / Видевший Меня, видел и Отца)

2. да святится имя Твое

Верующие желают, чтобы Его имя было свято среди людей (во всём мире)
(Иисус – спасение Яхве / верующий в Меня имеет жизнь вечную)

3. да приидет Царствие Твое

Верующие желают, чтобы пришло Его Царство (на пир попали все люди)
(там, где двое или трое соберутся во имя Моё, там и Я посреди них / не придет Царствие Божие приметным образом / Царствие Божие внутрь вас есть / Я посреди вас, как служащий / вы пребыли со Мною в напастях Моих, и Я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ешьте и пейте за трапезою Моею в Царстве Моем)

4. да будет воля Твоя и на земле, как на небе

Верующие желают, чтобы Его воля (как воля полновластного Царя) была на земле, как и на небе (чтобы все воскресли и все спаслись)
(Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день. / Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день)

5. хлеб наш насущный дай нам на сей день

Верующие просят дать им хлеб насущный на сей (или на следующий) день
(Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим / И Слово стало плотию… / Я есмь хлеб жизни / Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира / Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, [так] и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес)
Верующие не только слышат Слово Божье, Слово Спасения через проповедь Евангелия, но и принимают его в виде хлеба и вина, которые есть плоть и кровь Христа. Т.е. хлеб становится плотью (Слово Бога), а вино становится кровью (Дух Слова Бога), вместе же они объединены в одно целое. Невеста Христова (церковь/собрание верующих)  соединяется со своим Женихом. (В сути своей это то великое таинство, акт любви, о котором говорит ап. Павел в послании к Еф. 5:31-32).
«Скорее небо и земля прейдут, а Слово Моё не прийдет», говорит Иисус. Слово не может умереть. Слово воскресает. И поскольку Хлеб насущный = Слово Божье, что есть своего рода утверждение, что выше всего стоит Слово Божье, то возникает лишь вопрос – что это за Слово? На этот вопрос Евангелия отвечают, что это Слово – есть Любовь и мир и радость в Боге, осуществляемые через веру в милостивого Бога!

6. и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим

Верующие просят простить им долги их, как и они прощают должникам своим.
В этот момент уже происходит отречение от своей воли через принятие воли Бога, явленной в Иисусе Христе. То, о чём говорит Лютер в Рабстве Воли. Т.е. мы, грешные, принимая Благодать Евангелия, и причащаясь Христу, впускаем Его в Себя, и уже Он творит в нас истинные добрые дела, которых мы по своей злой по природе воле творить не могли. Поэтому никакой нашей заслуги в добрых делах нет, они все творятся Христом.
(Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела. Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне; а если не так, то верьте Мне по самым делам. Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду / Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас / кто любит Меня, тот соблюдет (сохраняет) слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим / Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам)

7. и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого

Верующие просят не ввести их в искушение, но избавить их от зла.
Здесь, перед причастием, люди просят, чтобы их свободная воля не мешала принять подаваемое им Слово и Дух. Чтобы они причастились без сомнения в истинности спасения и прощения грехов, т.е. с истинной верой в Господа и Бога Иисуса Христа, который один может избавить их зла.


Важным пунктом является и то, что «Что касается богословия Афанасия, он был одним из первых, которой понял важность того, что было сказано в Никеи». А также то, что ««Смерть – настолько могущественный враг, что победить ее можно только изнутри, только ее же оружием – смертью, и притом смертью, самого воплощенного Бога. Ради этого и происходит Боговоплощение».
Этот момент очень важен, поскольку многие отцы считали, что если бы не было бы грехопадения, то Бог всё равно воплотился бы. (Подробнее об этом в статье Георгия Флоровского «Сur deus homo»:
http://pravbeseda.ru/library/index.php?id=690&page=book )

Интересно, что «Афанасий адаптирует идею Оригена о «вечном рождении» Второго Лица Троицы». Безусловно, Ориген великий богослов, который во многом превзошёл своё время, даже не смотря на его заблуждения. Хотя бы то обстоятельство, что Ориген считал, что дьявол может спастись – делает ему честь, потому, что он выявил проблему ненависти, нежелания спасения грешникам и поставленную под сомнение бесконечную милость и всемогущество Бога в среде богословов, священников и простых верующих. Лютер в «Рабстве воли» часто осуждает (и в общем-то по делу) Оригена и Иеронима, как ошибочных авторитетов, на которых среди прочих могут ссылаться Эразм и схоласты, но в этом случае (да и многих других), Ориген, как мне кажется, мог бы послужить Лютеру верой и правдой.
Поскольку спастись человеку невозможно, но Богу возможно всё, и это безусловно так, то основной критерий это вера в милостивого Бога,  явленного во Христе по имени Иисус. Внешние моральные качества второстепенны, поскольку они именно внешние. Вера же сопровождается пониманием того, что при любых моральных качествах мы не можем спастись... без Бога. Этим пониманием устраняется человеческая гордыня и нивелируется свободная воля. К тому же, греческий текст даёт нам вариант понимания того, что Иисус говорит не о том, что по приходу Сына человека один возьмётся, а другой оставится [Лк. 17:34-37], в том смысле, что один хороший, а другой плохой, один в рай, а другой в ад, но речь идёт о том, что один наследует Царство, а другой оправдывается по милости Бога. Т.е. один будет наследником, а другой спасённым по благодати (милости) Бога. Это опять странная игра слов. В этом и есть различие между избранными и зваными, первыми и последними, истинными последователями и мнимыми, верными и неверными и т.д. и т.п.
Стоит заметить, что Иисус в том месте говорит о распятии: «Где труп, там соберутся и орлы». Лука так же приводит отличный от других евангелистов рассказ про двух разбойников, распятых с Иисусом. Оба они просят Его спасти их. Но один насмехается над Иисусом, не верит в Него. Другой же смиренно просит вспомнить его, когда Иисус придёт в Своё Царство. На что Иисус говорит ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю», т.е. он назвал его наследником. Второму он не говорит ничего, точно также как и другим злословящим Его. Но Лука приводит молитву Иисуса: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают». А также, нам показывается, что спасённый разбойник увещевал другого разбойника, о реакции которого на это увещевание автор нам ничего не говорит. Зато он говорит нам о том, что когда «Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух», то «сотник, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник. И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь». Другими словами, Лука показывает нам всеобщее раскаяние, которое вкупе с молитвой Иисуса, а также Его воскресением и дальнейшими событиями пятидесятницы, призывом Павла и т.д. означают то, что Бог не бросил, не оставил ни свой народ, ни других людей. Напротив, Он убелил кровью Христа грехи мира, оправдал по благодати и примирился с людьми. Бог ждёт, Он желает спасти всех по вере в Иисуса Христа.
Собственно говоря, Павел и говорит, что вот такие-то и такие-то (перечисляет внешние негативные качества по его мнению, или по закону обществ с их моралью) царствия божьего не наследуют. Т.е. не надо обманываться на этот счёт. Все злые люди не наследники. И не стоит стремиться им подражать. Но это вовсе не отменяет всеобщее спасение по благодати. Поскольку мы не можем Законом морали и т.д. отменить волю и всеблагость, и всемогущество Бога. Так что внешние критерии не однозначно ведут к спасению. Ибо что в глазах человека велико, то у Бога мерзость. Спасутся все, а вот кто на каком месте окажется – это решать Отцу. К тому же – добрыми делами (если говорить по-индуистски: этакими плюсами в карму) нельзя изничтожить, стереть или закрыть грехи (минусы в карме), это может лишь благодать, примирение и прощение человека Богом, явленная в жертве Христовой, которая является своего рода математическим модулем. Без этого модуля минусы остаются минусами, а плюсы плюсами... И человек обречён на суд по Закону... А нарушивший один пункт закона, нарушил весь закон... Так что надеющийся на Моисея или собственную (активную) праведность – будет судим со всеми его плюсами и минусами... Надеющийся же на милость Бога и верующий во Христа по имени Иисус, в его жертву и теологию – не будет судим, ибо лишь модуль делает из минусов плюсы.

Единственно, что не очень понравилось мне в рассказе про Афанасия, так это то, что не совсем чётко сказано то, что именно Афанасий стоял за термин «единосущный».
Интересным нюансом, о котором я позабыл, был рассказ о Макрине,  старшей сестре Василия Великого и Григория Нисского.
«Григорий особенно интересен тем, что он развил учение о Христе намного дальше, чем кто-либо развивал его до него. Его утверждение: «Христос воспринял все, что нуждалось в спасении, - всецелого человека с душой и телом, а иначе мы не спасены» - стало ключевым для «определения Христа полностью Богом и полностью человеком на Четвертом Вселенском соборе в Халкидоне (451 г)». К этому же тезису прибегает Лютер в «Рабстве воли», когда говорит о том, что человек болен и прокажён весь, включая его самые лучше части, как разум и воля: «Если лучшая часть человека здорова, то нет нужды во Христе-искупителе».
Интересно также, как Григорий Богослов описывает отношения внутри Троицы «Отец есть Отец Сына. Сын – Сын Отца, Дух –Дух Сына, который исходит от Отца. Поскольку Дух исходит из божественного источника, Он – не тварь Поскольку Он не рожден, Он – не Сын. Он живет одной жизнью с нерожденным Отцом и рожденным Сыном, обладая с ними одной и той же божественной сущностью». Особенно интересно здесь то, что Дух – это Дух Сына…
Достаточно опасным и слишком самонадеянным, и опять-же пытающимся судить за Бога, изречением кажется мне высказывание Григория Богослова об учении Аполлинария: «если кто-то верит в Иисуса Христа как в человеческое существо без человеческого разума, такой человек сам лишен разума и не достоин спасения»…

Важное замечание автора о том, что «монашество в той форме, в которой нам привычно его видеть, возникло во время Константина. После этого церковь (которая во многом уже была заражена античными ценностями) еще больше будет под влияния греко-римской культуры, что проведет к изменениям в богословии, в литургии, в архитектуре и морали».

Классная и многоговорящая фраза: «Антоний (251-356 гг.). В пустыне он только хотел заняться молитвой, но ему постоянно мешали демоны… и другие христиане». )))))))))))

Не знал, что «трактаты о монашестве, которые приписываются Августину, скорее всего они написаны на им самым, о его наследниками».

Не знал о том, что «во второй половине IV в. на западе часто богослужение совершалось на греческом».
В определенном смысле очень жаль, что «все черты общей трапезы исчезают, и усиливается тенденция мистического понимания Таинства и чувства страха146 перед телом147 и кровью Христовых. В этом периоде, особенно на востоке148, размножаются всякие виды церковных утвари и облачения».
Действительно, особенно интересно отметить, что первые, которые добавили чтение Ник.-Конст. Сим.веры к обычной литургии были монофизиты, чтобы противостоять «новшеству» Халкидонского определения.
Действительно интересно то, что «в первые века церкви, крест практически не использовался в христианском искусстве», хотя это понятно с т.з. веры в скорую парусию и опять-же апологеты постарались. Интересно также, что одним из символов христианства считается якорь, как символ надежды. Обычно приводят в подтверждение этого слова из послания к Евреям. Но если внимательно посмотреть на рисунки с этим якорем, то мы поймём, что это вовсе не якорь, а рыболовный крючок.
http://www.cr-journal.ru/files/image/03_2016_08_46_05_1458377165.jpg
Важный момент:
Причины для безбрачия было несколько. Во-первых, церковь основала его теологически и практически, ссылаясь на 1 Кор 7. Но важнее были, во-первых, факт, что неженатые служители не могли нечего передать в наследство своим детям. Это значит, что их имение, скорее всего, будет передано церкви. Во-вторых, не имеющихся детей менее склонен к непотизму; как раз эта причина (борьба с злоупотреблениями в церкви) стала все важнее на западе так, что в средневековье безбрачие становится условием для ординации.
В целом, материал, касающийся христологических и пневматологических споров, да и соборов как таковых написан очень внятно и приятно, хоть и сжато. Тем более, что большинство тем дублирует уже в более расширенной форме курс, посвященный Догматике.