История Церкви - II

По материалам второй части курса, посвященного истории ранней Церкви, хотелось бы остановиться на следующих моментах:
Во-первых, на том, что возникновение канона Писания, учения об "апостольском преемстве" и Символа веры носило ситуативно обусловленный характер - их можно рассматривать в качестве "трёх орудий против гностицизма"(Хусто Гонсалес). Однако, мы видим, что гностические воззрения сошли со сцены, в то время как эти три орудия так или иначе сохраняются в христианских церквях. Канон Писания (то есть, совокупность раннехристианских письменных источников, акцептированных как достоверное и относительно непротиворечивое свидетельство о личности Иисуса Христа и основанном на переживании присутствия Христа опыте первых христианских общин) сохраняет свою актуальность: все церкви (а церкви, руководствующиеся принципом Sola Scriptura - фундаментально!), призваны так или иначе соотноситься с Писанием в своём бытии, учении и целеполагании, постоянно сравнивая их с опытом, идеями и надеждой, зафиксированными в Библии. Если так можно сказать, канон играет роль контрольного массива данных, используя который, компаратор (Церковь) может сигнализировать об отклонении от заданной нормы (образ Иисуса Христа и переживание Церковью связанных с Ним событий) в конкретной ситуации. Символ веры (в первую очередь, в виде Никео-Константинопольского и Апостольского) сохраняет актуальность, выполняя направляющую и регулятивную функции, а также служа основой христианского экуменизма. Сохранило своё значение и "апостольское преемство", хотя различные церкви понимают его по-разному - от общего принципа соотнесения с опытом раннехристианской Церкви (преемство с апостолами в учении и деятельности) до "неразрывной" цепи передачи благодати от одного епископа к другому. Проблема в том, что вторая позиция способствует формированию и сохранению "монархического" епископата, универсальность и апостольский характер которого вполне можно поставить под сомнение.
Во-вторых, хотелось бы остановиться на деятельности Константина Великого. Православная традиция называет его "равноапостольным", но разумнее было бы назвать его "переломной" личностью, чьё положительное значение для Церкви сильно преувеличивалось в политических целях. И это, на мой взгляд, соблазн для Церкви на все времена - с известной регулярностью в церквях оживают мысли о вожде, который придаст "обязующую силу" христианскому посланию (далеко ходить не надо - вспомним ХХ-й век). Церковь сильна тогда, когда она слаба, потому что тогда она сильна не изменчивой человеческой силой, а силой Бога - к сожалению, это звучит пафосно, но недостаточно конкретно, а человек патологически склонен к конкретике, могущей дать желаемый эффект здесь и сейчас: такую конкретику предлагает заинтересованный в христианстве вождь. Поэтому Константин - фигура двойственная: с одной стороны, при нём произошла нормализация внешнего положения христианской Церкви, с другой - обозначились процессы унификации (подталкиваемые государством с помощью санкций против инакомыслящих), изначально ей несвойственные.