Тема 4. Вопрос 1.

1. Обращение авторов к работам Ф. Шлейермахера. Его отношение к мистике, как я поняла, несколько иное, отличается от средневекового. Мистическое созерцание у Шлейермахера принципиально открыто, открыто каждому человеку: «Шлейермахер заявляет: этот опыт возможен для всех людей и даже необходим им. Также разница в том, что он видит этот опыт не на вершине религиозности, как некую высшую стадию, даруемую лишь немногим, а как бы в самой ее основе. Такой опыт есть у каждого человека, и задача теологии в том, чтобы, опираясь на него, показать содержание опыта христианства. Ближе к концу своей книги Шлейермахер он пишет: «Я хочу словно привести вас к тому Богу, который стал плотью». «Чутье и вкус» еще не делает человека христианином, но он уже находится на пути». Таким образом, христианская мистика перестает быть «элитарным» переживанием, на которое способны только избранные подвижники. И в этом смысле, в перспективе сокровенного опыта богообщения  христианство как бы вновь возвращается к людям, возвещается им, подчеркивается, что оно – для всех.
2. Очень значимым для меня является обращение авторов к лютеровской идее об оправдании. С ней связана и тема об иной системе вопросов, которые задают себе наши современники, ищущие веру, в отличие от системы вопросов и ответов христиан предыдущих эпох: « Их ожидания и надежды (если они вообще простираются за рамки того, что может предложить нам общество потребления и непосредственных целей в политике и экономике) утратили контакт со старой метафорикой, связанной с грехом, оправданием, прощением и Божьей справедливостью. Не потому ли это, что эта метафорика происходит из мира закрытой языковой системы, в которой мыслила и Реформация?» Хорошо бы нам расслышать эти вопросы, поставленные   иначе, чем мы привыкли, в иной системе координат.
3. Вот вопросы авторов, которые волнуют и меня: «Когда реформаторское учение об «оправдании только верою» перевернуло эту вероучительную систему, указывая на благодать, дающую возможность жизни и отношений к Богом без страха, то почему оно (у Лютера сильнее, чем у Кальвина) ограничилось индивидуальными отношением с Богом? И почему (сильнее в кальвинистской, чем в лютеранской традиции) у верующих остался страх перед наказаниями как в этой жизни, так и на страшном Суде? Почему из учения об оправдании не выросла прекрасная этика свободы и соответствующая социальная этика?» Одной из причин этого, мне кажется, является трудность отказа от стереотипов и предубеждений. Очень непросто их распознать в себе, а тем более преодолеть, «по капле выдавить из себя раба», как писал классик. Еще одна причина духовной несвободы – притягательность «закона». Человеку проще выполнять какие-то предписания, чем взять ответственность за принятие решений на себя. Быть несвободным проще.